Биография Оскара Уайлда

[L-Wild]

Может кому-нибудь ещё интересно будет ))

Составители – Колесников Б. И.,  Поддубный О. К., 1990г.
(версия от 1990г. для учеников средней школы)

ОСКАР УАЙЛЬД
(1856-1900)

«Лондонский парижанин», «миссионер — декадент от литературы», знаменитейший парадоксалист, глава школы декадентски-эстетствующих литераторов, христианский социалист, наиболее последовательный представитель «дендизма», скандалист - как только не определяли самобытного, тонко чувствовавшего лицемерие и ханженство Великобритании конца века, художника.
Оскар Уайльд родился в Дублине, в семье известного врача и поэтессы, двоюродной внучки некогда знаменитого ирландского писателя Чарльза Роберта Метьюрина. Их дом пользовался славой изысканного салона, в котором встречались, обменивались мнениями, спорили видные литераторы, деятели искусства и науки. В этой атмосфере почитания красоты, оригинальных суждений, зачастую эксцентричных поступков прошли первые годы жизни Оскара.
В 1874 году юный Уайльд стал студентом Оксфордского университета. Однако занятия его вначале не интересовали, посещению нудных лекций молодой человек предпочитал «солнечный свет» древнегреческой литературы. Это увлечение началось с четырнадцати лет, когда он, изучив язык, стал читать трагедии Эсхила, Софокла, труды Геродота в оригинале. Правда, вскоре внимание нерадивого студента привлекли лекции по истории искусства профессора Рескина, крупнейшего английского эстетика XIX века. Джона Рескина, который утверждал идею первостепенного значения красоты для жизни человека, сменил его ученик - Уолтер Пейтер. Воздействие лекций Пейтера на студентов Оксфорда было необычайным, внимательную аудиторию прежде всего поражало глубокое чувство диалектики, которым постоянно оперировал талантливый ученый и писатель. Но если Рескин требовал, чтобы жизнь соединили с Красотой и спасли ее от уродливой буржуазной цивилизации, то Пейтер учил, что в этом мире все относительно, все подвижно и изменчиво, одному только  искусству по силам  выразить это невоплотимое другими способами и средствами естество жизни.
Под влиянием эстетической концепции Пейтера Оскар Уайльд находился практически всю жизнь.
Сразу же после окончания университета совсем еще юный Оскар приехал в Лондон, и вся последующая жизнь «европейского фланера, блуждающего по Италии или Греции... с волосами до плеч и в панталонах до колен», неразрывно связана с этим городом. Здесь на последние пенни Уайльд нанял на четвертом этаже на Гросвенор две комнаты, а за полсоверена подрядил кабриолет, который повез его в Гайд-парк. Молодой человек постоянно старался быть на виду, он ощущал потребность в общении с людьми, будь то докеры, матросы или студенты престижных университетов, бизнесмены или ковбои.
Много и охотно общаясь с различными людьми, а его внимательно слушали, у него был «золотой» язык и необычайное, непривычное чувство коммуникабельности, магическое умение заставить себя слушать, Уайльд, тем не менее, написал очень и очень мало. Диккенс, например, в 22 года завершил «Пиквикский клуб» и получил возможность творить по собственному разумению, Филдинг и в 20 лет писал гениальные пьесы, Оскар Уайльд же в 25 лет все еще не знал, что он будет делать. В 1881 году он издал маленький томик стихотворений, в которых стремился передать ряд непосредственных впечатлений, создать панораму из ярких, но быстротечных эпизодов. Сборник, однако, не принес ему почти никакого гонорара. Современники его не заметили, а «высокая» критика признала стихи скорее всего потому, что поэт проявил себя большим мастером формы.
Вскоре после выхода своей первой книги Оскар отправляется в Америку для чтения лекций по английской современной литературе. Он исколесил всю страну, выступая перед аудиториями самого различного уровня. Знаменитый американский писатель Гор Видал вспоминает, что его дедушка был на лекции Уайльда о Прекрасном и сохранил о ней впечатление на всю жизнь. Турне по городам за океаном прибавило известности молодому человеку. Тем более, что его постоянно окружали репортеры из различных газет. Корреспонденты, не переставая, передавали в редакции высказывания О. Уайльда, комментировали буквально каждый его шаг. Так, вступив на землю Америки, Оскар в ответ на просьбу заполнить декларацию сказал: «Мне нечего внести в вашу бумагу, кроме моего гения». Находясь в Вашингтоне, он говорил газетчикам: «В Америке нет жизни, сплошная отдышка». Когда при нем стали расхваливать английский здравый смысл, поэт спросил: «Вы подразумеваете нашу наследственную глупость?»
Сам внешний вид Уайльда привлекал к нему внимание. «Нью-Йорк трибюн» писала в 1882 году: «Более всего поражает в поэте его рост - несколько дюймов выше шести футов,  - а затем - темно-каштановые волосы до плеч. Когда он смеется, широко открывая рот, виден ряд ослепительно белых зубов. В отличие от большинства англичан лицо у него не румяное, но скорее матовое, глаза не то голубые, не то светло-серые и отнюдь не «мечтательные», как воображают некоторые его поклонники, но блестящие и быстрые - совсем не такие, каких следовало бы ожидать у созерцателя красоты и истины. Вместо небольшой, нежной руки, ласкающей лилии, - ручища, которая, сжатая в кулак, может при случае нанести сокрушительный удар. Особенность его речи - ритмичное акцентирование, словно он постоянно говорит стихами...».
Заокеанское турне способствовало росту популярности Уайльда, но не поправило финансовое положение, к тому же встреча за игорным столом с карточным шулером окончилась для писателя плачевно. Не выручила его и публикация пьесы «Вера, или Нигилисты». Однако он получил нечто большее. В Лондон Оскар вернулся обогащенный новыми впечатлениями, встречами с замечательными американскими писателями — У. Уитменом, М. Твеном, Г. Лонгфелло. Вскоре после возвращения домой Уайльд, вновь уезжает. На этот раз в Париж. Там он долго и мучительно сочинял большое стихотворение, которое, однако, не сумел издать, написал пьесу «Герцогиня Падуанская», и она публикуется в Америке. Тем не менее ни один театр Англии не взялся поставить его «американские драмы». Оскар Уайльд продолжает искать свое место в литературе и никак не может найти. Кажется, что он навсегда останется остроумным собеседником, автором малоизвестного сборника стихотворений.
Между тем жизнь текла своим чередом. Оскар встретил и полюбил девушку - Констанцию Ллойд. Она стала его женой. Уайльд обратился к своим друзьям с отчаянной просьбой о помощи, и они оказали ему поддержку: на Тайт-Стрит был снят удобный дом с достаточным количеством комнат. Тут был и кабинет писателя с панелями красного дерева, вдоль стен - полки с книгами, в углу, на колонне, - копия Гермеса Праксителя. В столовой - мебель желтого цвета, белые занавески с желтой вышивкой. На втором этаже — гостиная с рисунками популярного тогда художника Уистлера и японскими вазами, затем шла Smoking Room, оклеенная обоями с рисунками Вильяма Морриса. Во всех комнатах восточные софы и оттоманки вдоль стен, мавританские портьеры и фонари. Здесь, в разное время, в гостях у хозяев побывали Джон Серджент, Рёскин, Марк Твен, Роберт Браунинг, Суинберн, Сара Бернар, не считая других менее значительных мастеров пера, кисти, музыки.
Материальное положение молодоженов улучшилось, когда глава семьи занял кресло главного редактора журнала «Вумэнз мэгэзин», обсуждавшего главным образом моды.
И он стал править скучные статьи сотрудников, следить за тем, чтобы все выходило вовремя, а раз в год писал (до 5 страниц) обзор новейшей литературы, по большей части о натуралистических романах, но отзывался об этих произведениях пренебрежительно, часто с иронией, чего авторы ему не прощали.
Брак Оскара Уайльда был счастливым. У него родилось двое сыновей - Сирил и Вивиан, которых отец очень любил и которым часто читал свои сказки. Эти сказки, несколько переработанные и дополненные философскими отступлениями, увидели свет, но тоже не принесли автору никакого успеха. Критика сурово упрекнула его в несуществующих огрехах стиля и композиции, а публика, привыкшая к обширным натуралистическим романам, наводнившим книжные лавки и публичные библиотеки, попросту не заметила их.
Тщетны были надежды и на «большие» опусы уайльдовской прозы, не принесшие ни денег, ни славы. Такие его произведения, как «Кентервильское привидение», «Портрет г-на У. Г.», «Преступление лорда Артура Сэвила», а также роман «Портрет Дориана Грея», не снискали своему создателю желанной известности. Напротив, критика придумывала любые поводы, чтобы обругать автора, обвинить его во всевозможных «пороках», отсутствии мастерства и т. д.
И все же Оскар Уайльд победил всеобщее недоброжелательство читателей и пробился сквозь зубоскальство и вражду газетной критики. Это произошло в 1892 г., когда он поставил в театре Сент-Джеймс свою новую пьесу — «Веер леди Уиндер-мир».
Поражение критиканов из газет и журналов было тем более заметно, что автора поддержал народ — зрители театров Лон дона.
После первого представления рецензенты высмеяли автора. «Панч» поместил большую карикатуру: Уайльд пытается столкнуть с пьедестала статую Шекспира. Биографы писателя свидетельствуют, что все отзывы прессы были издевательскими, злобными, невыносимыми. Но драматург, казалось, заключил неразрывный союз с публикой, минуя корпорацию критиков, постоянно и напрасно повторявших, что в сравнении с бессмертными комедиями Шекспира, произведения Уайльда просто скучны. Однажды молодой человек вклинился в их круг и, глядя прямо в глаза, произнес: — Да, это остроумно, а юмора здесь больше и интеллектуальный уровень выше, чем у Шекспира.
В 1892—1895 гг. слава Уайльда достигает зенита. Он становится учителем жизни лондонцев (а после выхода в 1889 г. этюда «Упадок лжи», написанного по поводу романа Э. Золя «Жерминаль», его имя приобретает необычайную популярность и во Франции), его называют «Королем жизни», его суждения обо всех делах столицы Империи домогаются и самые знатные и богатые, и самые смиренные и бедные. Его авторитет драматурга еще более укрепился, когда он, одну за другой, поставил на сцене пьесы —«Женщина, не стоящая внимания» (1893), «Идеальный муж» (1895) и «Как важно быть серьезным» (1895).
На этом, однако, кончается светлая полоса жизни писателя, поборника красоты и всеобщего кумира и начинается другая — мрачная и тягостная «безнравственного, аморального типа»; заключенного Редингской тюрьмы, больного и одинокого человека, но все равно непримиримого врага «викторианского» убожества.
Оскар Уайльд познакомился с наследником лордов Дугласов— 20-летним Альфредом. По своему внешнему виду Альфред был ангелом — на деле же он был наглым и расчетливым человеком, которому очень нравилось разъезжать по заграницам на счет Уайльда. Мать Альфреда развелась со своим мужем — маркизом Куинсберри, и ее содержание (1200 ф. ст. в год) было очень стеснительным и не позволяло знатному отпрыску кутить в Лондоне, а тем более нежиться в Савойе или в Ницце. Однако против дружбы Уайльда и молодого прожигателя жизни выступил отец — «теоретик» бокса, лошадник, пьяница и дебошир, обвинивший поэта в безнравственности.
Напрасно наиболее умные и преданные друзья талантливого художника советовали срочно эмигрировать во Францию (даже принять французское подданство). Оскар решил, что «суд его родины» окажется на высоте и «накажет лжеца и нахала».
Второй суд тем не менее принял сторону маркиза, И хотя правота Уайльда была очевидна, присяжные — заскорузлые и недалекие, законопослушные кальвинисты, выражающие интересы темной невежественной массы провинциальных мещан, вынесли приговор: «Виновен. Повинен отсидеть в исправительной тюрьме два года».
Дело, разумеется, заключалось не в Куинсберри и его примитивном, эгоистическом сынке Альфреде, а в огромных массах викторианцев, в их непонимании светлого, глубокого человечного искусства О. Уайльда, в озлобленном отношении ко всему тому, что противоречило слову и образу их учителя Кальвина.
Оскар Уайльд, пытаясь объяснить трагедию замечательного поэта А. Суинберна, предсказал, сам того не понимания, свою судьбу и судьбу всякого художника, неспособного жить в этом невыносимо отвратительном обществе, пытающегося хоть как-то его исправить. Столкнувшись в произведениях Суинберна «своплем плоти, терзаемой желаниями и воспоминаниями, радостью и раскаянием, силой и бессилием, английское общество, как всегда лицемерное, пуританское и ханжеское, не способное в произведении искусства найти само искусство, принялось искать в нем автора».
Именно поэтому был разгромлен и распродан с аукциона дом на Тайт-Стрит, где бесценные книги, которые Уайльд собирал ещё со времен колледжа и на которых имелись дарственные надписи Уитмена, Твена, Рембо, Вердена, Малларме и многих других писателей и поэтов, — эти книги были за гроши распроданы неизвестным лицам. Дорогие безделушки, мебель, украшения, белье —все пошло за бесценок. Жена Уайльда с детьми покинула дом, укрывшись у родственников.
«Боги щедро одарили меня, — запишет поэт через некоторое время в произведении «De Profundis», - у меня был высокий дар, славное имя, достойное положение в обществе, блистательный, дерзкий ум; я сделал искусство философией, а философию - искусством; изменял мировоззрение людей и все краски мира; что бы я ни говорил, что бы ни делал, - все повергало людей в изумление, я взял драму - самую безличную из форм, известных в искусстве, и превратил ее в такой же глубоко личный способ выражения, как лирическое стихотворение, я одновременно расширил сферу действия драмы и обогатил ее новым толкованием; все, к чему бы я ни прикасался, - будь то драма, роман, стихи или стихотворения в прозе, остроумный или фантастический диалог, - все озарялось неведомой дотоле красотой... я пробудил воображение моего века так, что он меня окружил мифами и легендами; все философские системы я умел воплотить в одной фразе и все сущее - в эпиграмме».
Сверхсуровый режим, каторжный труд, на первых порах - полное отсутствие какой-либо интеллектуальной деятельности плюс полное банкротство, лишение права отцовства, запрещений иметь свой дом и свою собственность после отбытия срока заключения  - вот те (добавим от себя - видимые) последствия, которые обрушили на голову «замечательного человека, искренне стремившегося изменить бесконечно дурное общество», суд и стоящая за ним фарисейски добродетельная буржуазия.
«Вот уже почти два года, как я брошен в тюрьму. Из глубины моей души вырвалось дикое отчаяние,   всепоглощающее горе...»
Беспощадная жестокость заключения надломила силы поэта. Со смертью Констанции в 1896 году исчезла последняя надежда на встречу с женой и прекратилась небольшая денежная помощь. Выйдя на волю, он сумел создать очень немногое: «Балладу Редингской тюрьмы», «De Profundis», несколько книг и писем. Ни одной пьесы, ни одного сборника сказок, ни одного романа ему больше не удалось написать.
Оскар Уайльд, обессиленный, нашел себе приют в Париже, в отеле старинного друга Дюпуарье. Здесь он и скончался 30 ноября 1900 года.

(вот где-то отсюда, как мне кажется, уже начинается работа ВТОРОГО биографа – прим. Люськи)

Жизнь Оскара Уайльда— человека сложного и противоречивого, оставившего яркий след в мировой культуре, — является иллюстрацией к его творчеству, его эстетическим концепциям. Андре Жид, вспоминая о своих встречах с Уайльдом, приводил высказывание поэта: «Творчество начинается в день твоего появления на свет и кончается в день твоей смерти».
Эстетический идеал художника соединился с разнообразными многочисленными явлениями не только английской, но и западной литературы вообще. Уайльд не стыдился подобной близости, скорее подчеркивал ее, называя целую плеяду поэтов, оказавших влияние на его творчество. Среди них — Эдгар По, Шарль Бодлер, Теофиль Готье, Стефан Малларме, Жорис-Карл Гюисманс. Этих выдающихся авторов объединяет неприятие буржуазной стандартизации и воинствующего практицизма, стойкий интерес к личности, к внутреннему миру человека. Они первыми почувствовали то, что в конце столетия станет важнейшей темой философии, истории, искусства. Вся духовная жизнь общества была переполнена ощущением заката эпохи, утраты традиционных верований и представлений о гуманизме. Они чувствовали, что буржуазная публика, не разбирающаяся в искусстве, но жаждущая за свои деньги получить как можно больше удовольствия, покупает и развращает таланты. И Уайльд боролся против «пустой и пошлой ремесленности, против разнузданных приемов живописи и поэзии», он относился к искусству «как к наивысшей деятельности; жизнь... считал одним из проявлений творчества».
Противостоять всеобщей унификации, спасти красоту, сохранить человеческую индивидуальность - эти призывы были услышаны и приняты еще совсем юным Оскаром. И как следствие  - его необычные костюмы, вычурный язык парадоксалиста, шокирующее поведение, пренебрежение традиционной викторианской моралью. Однако было бы ошибкой считать, что он был единственным или первым, кто таким образом протестовал против общества «цвета плесени». Парадоксы в качестве оружия с «викторианским убожеством», например, использовались и Бернардом Шоу, и Джорджем Муром. Не остались в стороне от этого и поэты «бессмыслицы».
Первый - единственный при жизни - сборник стихотворений был, в самом деле, далеким от реальной действительности (в том значении, какое вкладывали в это понятие романисты XVIII века) явлением. Его в целом приняла буржуазная критика, ибо он давал ей немало поводов включить Уайльда в число эстетствующих декадентов. В стихах присутствовала импрессионистическая расплывчатость, некоторая размытость очертаний, динамика эмоциональных и цветовых переходов и взаимовлияний. Но ведь объективная действительность, вызвавшая к жизни субъективный поэтический образ, не исчезает в произведении. Просто Мастер старается поведать нам о своем сиюминутном, впечатлении, пытается остановить прекрасное мгновение. И несчастье истинного художника, творящего среди фарисеев, в том, что его впечатление отличается от традиционного, устоявшегося, освященного вековой «народной мудростью». Он становится врагом такого общества.
Оскар Уайльд, следуя заветам «нового эллинизма», говорит о гармонии человеческой души, о стремлении обрести в мире яркое, интересное, наполненное светом и борьбой существование. Он противопоставляет личность и скучную пошлую действительность, против которой выступают его романтические герои.
В 80-е годы Уайльд пишет ныне широко известные трактаты: «Возрождение английского искусства» (1882), «Кисть, перо и отрава» (1889), «Истина масок»,   «Упадок   искусства   лжи» (1889), «Критик как художник» (1890), собранные в 1891 году в книгу «Замыслы». Утверждая гуманизирующую роль искусства, воссоздавая «исключительную личность», отвергая дидактику и надоевшие, приевшиеся эстетические положения и установки бездушного мира, Оскар Уайльд выступает против натурализма с его серым, безличным героем, заполонившим в конце столетия английский роман. Отождествляя натурализм с буржуазной культурой, автор «Замыслов» даже провозглашает лозунги: «Искусство превыше жизни» и «Искусство ничего не значит...». В этих лозунгах — полемически заостренных, выраженных в форме парадокса, — абсолютизация романтического типа творчества с его неприятием мира корысти и эгоизма, полного и бесповоротного отрицания буржуазности во всех видах и формах... «Истинная цель современного искусства — не широта, а глубина и сила. ...Само собой разумеется, что мои страдания я не могу изобразить в том виде, какой они приняли в жизни. Искусство начинается лишь там, где кончается Подражание. Но в моем творчестве должно появиться нечто новое,— может быть, более полная гармония слов  или более богатый ритм, более необычайные цветовые эффекты, более широкий архитектурный стиль, во всяком случае, какое-то новое эстетическое достоинство». Стихия раскрепощенного чувства и воображения утвердила мысль о неоднозначности и равноценности человеческой души — будь то Карлик, Счастливый Принц, маленький Ганс или Молодой Король. И Оскар Уайльд пишет статью «Душа человека при социализме», где выражает уверенность в освобождении человечества от «оков собственности».
Непримиримость писателя к собственническому строю не осталась незамеченной и прощенной.
Часто и очень решительно О. Уайльд расходился с официальной викторианской критикой в оценке явлений прошлой и современной литературы. Он воспевал Байрона и Шелли («Равенна», приветствуя их бунт против ханжества английского общества. Он одобрял литературную деятельность Морриса, восхищался «благородной и непоколебимой» верой Уитмена и Лонгфелло в конечное торжество добра и справедливости. «Высоконравственное негодование наших современников против Золя, — писал Уайльд, — это негодование Тартюфа на то, что его разоблачили...» Перед Бальзаком и Диккенсом автор "Портрета Дориана Грея» преклонялся всю жизнь. Он посвятил немало статей творчеству Шекспира, Данте, средневековым и античным авторам, доказав этим свое глубокое и всестороннее знание древней, новой и новейшей литературы. Под влиянием Малларме Уайльд написал на французском языке «Саломею»— великолепный фрагмент трагедии из фантастического времени раннего христианства: молодая, чувственная Саломея предлагает свою любовь пленному вождю христиан — пророку Иоканаану, но тот отвергает ее. Тогда юная танцовщица очаровывает своим искусством тетрараха Иудеи Ирода, и по ее многократным просьбам ей приносят на подносе голову Иоканаана, которую она может поцеловать. Однако Ирод Антиппа так потрясен и подавлен казнью христианина, что не выдерживает. Поднимаясь по лестнице в свой дворец, он бросает солдатам: «Убейте эту женщину». Солдаты щитами своими раздавливают Саломею, дочь Иродиады, царевну Иудейскую.
Английская цензура запретила к постановке трагедию. Об этом Уайльду в театре сказал важный чиновник — лорд канцлер Империи. В порыве негодования по поводу действия властей автор сказал: «Англия в течение девяти месяцев является Калибаном, а в оставшиеся три — Тартюфом».
Герои Уайльда выступают против превращения высоких понятий «человечность», «добродетель» в разменную словесную монету. Одним из них удается добиться цели и осчастливить мир своими добрыми делами; в других же случаях побеждает злой, уродливый мир, злые, уродливые люди. И если до середины 80-х годов Оскар служит объектом всевозможных пародий, шаржей, шоу, ревю, в которых его высмеивают, вышучивают, выставляют в карикатурном виде, то во второй половине десятилетия нападки рецензентов становятся просто наглыми, ожесточенными. А литературная критика начала 90-х годов всерьез обвиняет писателя в «литературной неумелости». Между тем стилистическое мастерство, скажем, его сказок стоит на такой высоте, что редкий автор выдерживает с ним сравнение. «Счастливый Принц» (1888) и «Гранатовый домик» (1891) - это «опыт изображения реальной жизни в формах, далеких от реального». Это - сказки, предназначенные не детям, а взрослой публике, «не утратившей дара радоваться и изумляться». Бездарному, плоскому, безвкусному — словно дистиллированная вода — натурализму О. Уайльд противопоставил мир, где «красные ибисы подстерегают на отмелях золотых рыбок», а «свадебные пиры заключает танец розы»... В то же время нельзя не заметить, что мир этот разделен надвое: наслаждаются жизнью богатые и знатные, страдают и мучаются бедняки...
Любая сказка Уайльда - это философское произведение, в них очень много морали и нравственных проблем. Художник здесь выступает против сильных мира сего, поддерживает слабых и угнетенных. С любовью и состраданием он пишет о детях и стариках, убогих и нищих, дикой природе, зверях и птицах. Счастливый Принц и Ласточка -  герои сказки из первого сборника - служат людям. Они раздают драгоценные камни и золото сотням бедняков, лишенных хлеба насущного. В начале, глядя на статую Принца в позолоте и каменьях, восхищаются авантюрист - Городской Советник, гонимый судьбой горемыка, Приютские Дети, которые сравнивают Счастливого Принца с ангелом и за это на них, совсем как буржуазный законник, нападает Учитель Математики. В конце Ласточка и, Принц погибают. Торжествуют Мэр города, Чиновники. Статую, ободранную и грязную, расплавили в горне, а затем Мэр и Советники подняли спор: кого из них должна представлять новая скульптура.
Но истина в другом: Высший суд произносит Господь, признавший победителями подлинных героев - Счастливого Принца и Ласточку.
Не менее трагична сказка «Соловей и Роза», в которой Соловей (художник) принимает смерть во имя Любви добровольно. Розовый Куст пронзил его сердце, кровь напоила растение, благодаря этому прекрасный бутон самой красной в мире розы распустился. Студент сорвал цветок и предстал с ним перед профессорской дочкой, напомнив, что она обещала танцевать с ним, если он принесет ей красную розу. Но девушке подарил настоящие каменья племянник камергера, и она отказала студенту. Тот, в порыве отчаяния, швырнул цветок на дорогу (где его переехала телега) и решил отказаться от Любви и посвятить себя Метафизике...
Высокие идеалы романтики и духовности показываются как вещи несовместимые с реальными жизненными обстоятельствами. Здесь же содержится и едкая ирония в адрес, критиков, утверждающих, «что искусство эгоистично» и лишено «практического значения».
Бескорыстная дружба, верность, самоотверженность не в чести у общества, где царствует лицемерие и эгоизм. Об этом повествует сказка «Преданный друг». Уже в первых строках поэт сумел сказать многое. В аллегорических образах Водяной
Крысы, Коноплянки, Утки с Утятами Уайльд изобразил нечуткого, набожного, глупого обывателя английских сельских местечек, насмешливого, остроумного философа и простой народ.
Коноплянка начинает свой рассказ о Преданном друге:
«Жил-был в этих краях... славный паренек по имени Ганс... он ничем... не отличался, разве что добрым сердцем и забавным круглым веселым лицом...
У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным из всех был Большой Гью-Мельник...»
Однако, как следует из дальнейшего повествования, дружба Гью-Мельника по существу была грабежом и разбоем. Проходя мимо садика Ганса, он говаривал: «У друзей все должно быть общее» — и всякий раз «перевешивался через забор и забирал букет цветов или охапку душистых трав, или, если наступала пора плодов, набивал карманы сливами и вишнями...».
А Ганс «очень гордился, что у него есть друг с такими благородными взглядами».
Зимой же Мельник близко не подпускал Ганса к мельнице, к своему богатому столу. Зато с приходом лета постоянно навещал приятеля, да еще с большой корзиной в руках, которую набивал доверху плодами из садика трудолюбивого паренька.
Но однажды с Мельником случилась беда: зимней ночью прибежал он к Гансу, сам не свой, громогласно потребовал, чтобы тот немедленно пошел к Доктору и прислал его на мельницу, так как его «Сынишка упал с лестницы и расшибся». Несмотря на бурю, преодолевая потоки грязи и встречный ветер, Ганс кое-как добрался до врача, и тот сразу же отправился на своей лошади в дорогу и вскоре был у Мельника... А Маленький Ганс, возвращаясь домой, забрел в болото и там утонул. Его нашли поутру, когда метель утихла и все в природе умиротворилось. Ганса с честью похоронили на кладбище. Среди провожавших его в последний путь был Мельник.
Писатель умело подчеркивает глупость и недогадливость Водяной Крысы. Прослушав исполненное трагичности повествование о Маленьком Гансе — слабом, доверчивом и благородном, она спросила у Коноплянки: «А что сталось с Мельником?»
«Понятия не имею, - отвечала Коноплянка, - да мне, признаться, и не интересно...»
В сказке «Замечательная Ракета» писатель изображает столкновение различных мировоззрений: Римская Свеча полагает, что, благодаря своим колоссальным размерам, она сумеет осветить весь мир и за три дня изучить его. Огненный Фонтан, наоборот, готов довольствоваться малым. Бенгальский Огонь и Огненный Шар - реалисты и оптимисты, тогда как Римская Свеча - неистребимый романтик. Все персонажи весьма забавно обсуждают свадьбу принцессы и принца. Это и понятно, так как они участвуют в большой иллюминации по случаю предстоящего торжества. Каждый из них готовится показать значительность своего вооружения и опыта. Но больше других важничает Замечательная Ракета, убежденная, что полетит дальше и выше всех, сумеет осветить карнавал лучше всех остальных. Однако, когда приходит час показать себя, она не может взлететь, так как отсырела. Сквозь фантазию писателя просвечивает истинная суть: на самом деле Замечательная Ракета — пустое чванство и самодовольство, ни чем не подкрепленные амбиции.
Немало зла и горя приносит людям себялюбие. Эта мысль выражена в сказке «Великан-Эгоист». Когда герой перестал пускать в сад детей, там воцарилась Зима, Северный ветер, снег, град и мороз. Но лишь только Великан согласился допустить в свой сад ребятишек, как там весело защебетали птицы, оделись зеленой листвой деревья, а жизнь его стала радостной и исполненной красоты.
Эгоизм не принес ничего хорошего и Мальчику-звезде. Он рос жестокосердным, гордым и бездушным, избивал нищих и убогих, прогоняя их прочь от дома Лесоруба, приютившего его. И только отправившись искать свою родную мать, которую он тяжко оскорбил, испытав множество невзгод и лишений, Звездный мальчик, достиг наконец, покоя и счастья — стал царем в богатом городе.
Этот порок — эгоизм, как правило, поселяется в среде богатых и знатных людей, считающих себя, без должных оснований, исключительными, непревзойденными и неповторимыми. Ведь Мальчик-звезда тоже случайно попадает в хижину Лесоруба.
«День рождения Инфанты» воссоздает картины жизни испанского монарха. Строгий регламент двора распространяется на всех: даже на детей. Сказке свойственен несколько наивный тон повествования, которое ведется как будто от лица бедного человека, не совсем понимающего конъюнктуру. Однако сказанное им как бы между прочим помогает понять авторитарный, суровый, напряженный характер жизни при испанском дворе.- Рассказчик, например, говорит, что «брат короля сумел даже в Испании прославиться своей жестокостью». Это он подарил королеве перчатки, отправившие ее на тот свет. Одна фраза создает яркую картину борьбы различных придворных партий и группировок. Такие детали погружают нас в атмосферу истинной Испании — страны, задыхающейся от гнета феодальной средневековой церкви, от иезуитства. Не менее одиозна фигура Короля, который отказывается от нового брака, годами молится перед набальзамированным трупом жены — французской принцессы, заставляя и народ носить траур.
День двенадцатилетия Инфанты — особый день радости и счастья. Сентиментальный Король наблюдает сквозь узкое окно-бойницу, как его дочь (единственное дитя, рожденное безвременно умершей супругой) выходит прогуляться по саду в сопровождении детей, чинно построившихся в колонну, и «те, у кого были самые длинные имена, шествовали впереди».
Безобразный Карлик — житель лесов увидел великолепие и красоту Инфанты и, влюбившись, исполнил со всей страстью танец в ее честь. Девочке этот танец очень понравился, и она попросила уродца через некоторое время повторить его. Но когда Карлик пришел во дворец и увидел свое отражение в зеркалах, свою уродливую голову, свое жалкое, несообразное туловище, то упал и сердце его, остановилось. Напрасно Инфанта в окружении толпы высокородных детей ждала его танца. Он больше не мог танцевать, у него «разбилось сердце».
Прекрасной была душа маленького уродца, открытая для любви, и жесток, безобразен мир красавицы, не понимающей, что подлинное чувство может таиться и в некрасивом теле. У Безобразного Карлика было большое человеческое сердце. У блестящей Инфанты оно заморожено эгоизмом.
Для Уайльда неприемлемо общество эгоистов и себялюбцев. Однако пороки (например, в сказке «Молодой Король», открывающей книгу «Гранатовый домик» - корысть и пошлость, эгоизм и себялюбие преодолеваются идиллически.
Главный герой вырос вне дворца, детские и отроческие годы он провел в скромной хижине. Но дед (король) призвал его во дворец, юноша должен принять бразды правления, взойти на престол. Молодой человек влюблен в красоту, ему нет дела до окружающего прозаического мира. Однако накануне коронации он видит сон, в котором общается с изможденными ткачами. Суровый рабочий произносит речи, которым могут позавидовать даже персонажи Шелли.
«...Целыми днями мы трудимся на богачей, и они набивают сундуки золотом, и наши дети увядают раньше времени...
Мы давим виноград, но вино пьют другие. Мы сеем хлеб, но пусто у нас на столе. На нас оковы, но их никто не видит, мы - рабы, но зовемся свободными...»
Еще дважды Молодой Король видел вещие сны, из них он узнал, что красивые вещи для коронации создают люди, которых тотчас же пожирают Смерть и Корысть.
Юноша отказался от дорогих одежд и оружия, предложенных ему на коронацию, и в одежде пастуха пошел в Храм. Розы, лилии и солнечные лучи украсили его так, как никогда не украсили бы камни и золото. Он был венчан на царство, вопреки желанию придворных. И ни один из них не смел взглянуть ему в лицо, ибо оно «было подобно ангельскому лику».
Оскар Уайльд пробовал свои силы также в жанре рассказа и короткой повести. В 1887 году увидела свет его первая повесть «Кентервильское привидение». Необычным для прозы того времени было смешение элементов «готического» и обычного стилей, что придавало произведению прелесть новизны, будило воображение. «Преступление лорда Артура Сэвила» (1888), хотя и лишенное «готического аромата», сохраняло стремительное развитие сюжета, властно приковывало внимание читателя к действию, не давало ему ни в малейшей степени отвлечься.
Роман «Портрет Дориана Грея» (1891) возник в пылу полемики с тогдашними критиками, упрекавшими писателя в том, что он не мог научить своих читателей ничему хорошему, что лишь одно голое эстетство и дендизм были на его полотне.
Верный своим убеждениям, О. Уайльд отвечал, что настоящее искусство не должно учить ничему мелочному и ничтожному. В предисловии к роману была помещена горькая фраза, что искусство ничему не учит и ничего не значит. Эти высказывания, казалось бы, противоречат произведениям писателя, особенно его сказкам, которые являются откровенно поучительными. Но это противоречие мнимое. Оно вытекает из односторонней трактовки его творчества, которое, пытаются представить как утверждение безнравственности искусства, а заодно и самого автора.
Большой жизненный урок получали сотни тысяч читателей, проникая вместе с Уайльдом в тайны английских усадеб, закрытых на десятки замков и засовов красивых мэноров и пансионов.
Роман «Портрет Дориана Грея» — о красоте внешней и внутренней, об их соотношении в человеке, о нравственности. Ведь по мнению Оскара Уайльда, «так называемые «безнравственные» книги — это те, которые показывают миру его пороки, вот и все».
«Праздный ум — мастерская дьявола», — говорил великий Шекспир. А между тем, в мастерскую художника Бэзила Хол-луорда пришел позировать молодой человек, абсолютно не утруждающий себя ничем. Правда, в детстве он изучал музыку и может прелестно исполнять Шопена. Но детство его прошло, и он не знает, чем заняться. Лишь иногда он помогает на благотворительных вечерах. Однако под воздействием насмешливого, все знающего и во все проникающего критическим взором, скептически настроенного лорда Генри (они познакомились в мастерской Холлуорда) Дориан забывает об этом и спешит, торопится получить от жизни как можно больше удовольствий и наслаждений.
Живописец создает замечательное произведение искусства — портрет прекрасного молодого человека. Гарри и Бэзил полагают, что замечательную красоту Дориана Грея картина сохранит на веки вечные, красоту, которая потрясает любого человека, встретившего ее на своем пути, и которая приходит к живым людям на очень короткий срок. Юноша умоляет художника подарить ему портрет, и Холлуорд уступает: портрет переселяется в дом Грея.
Герой, в поисках наслаждений, странствуя по улицам Лондона, встречает редкое явление: в старом, дрянном помещении театрика для простолюдинов играет 17-летняя Сибила Вейн, ее вдохновенное перевоплощение так отличается от жалкого, загубленного лицедейства, старших партнеров, что Дориан без памяти влюбляется в актрису. Он признается девушке в своем чувстве и предлагает ей руку и сердце. Потрясенная неожиданным счастьем, Сибила не может больше играть героинь Шекспира, изображать их переживания. Спектакль проваливается, и тогда Генри, которого пригласил на представление Грей, покидая театр, хвалит Дориана за красоту его избранницы и говорит о том, что она играла плохо. Разочарованный молодой человек тут же отказывается от брака с Сибилой. Объявляя ей о том, что они больше не знакомы, он уезжает домой. Однако, заметив непонятные изменения в портрете, в испуге Грей решает все же жениться на девушке.
Но это запоздалое решение. Несчастная приняла яд. И с этого момента картина, вместо того чтобы хранить лучезарное и безмятежное очарование юности, вдруг начинает изменяться. Общее выражение лица стало жестким и даже хищным. В страхе Дориан прячет свое изображение подальше — в помещение на четвертом этаже и, чтобы не видеть ужасных изменений волшебного портрета, накрывает его покрывалом.
После убийства художника Холлуорда руки старика на портрете обагрились кровью, а лицо приобрело гнусный и зловещий характер. Но Дориан выглядел 18-летним юнцом с изумительным румянцем на щеках.
Стремящийся к красоте и гедонизму, центральный персонаж романа доходит до патологии. Он вынужден тайно посещать самые грязные притоны огромного Города, наслаждаться страстью падших женщин, искать радость в наркотиках. Он научился прожигать жизнь, познал порок в совершенстве.
Но виноват ли в этом падении лорд Генри? Является ли он безнравственным человеком? Вот как характеризует его Бэзил Холлуорд: «никогда не говоришь ничего нравственного - и никогда не делаешь ничего безнравственного. Твой цинизм - только поза». Лорд Генри не собирался развращать Грея. Более того, красота героя является отражением чистой и здоровой души Дориана. Поэтому лорд Генри старается уберечь молодого человека от неблаговидных поступков. Порочный человек не может быть красивым. Это мнение подтверждает и леди Нарборо: «Вы не можете быть дурным  - это видно по вашему лицу».
Встреча с братом Сибилы Вейн чуть было не стала трагической для Грея, но его спасла солнечная красота юности. А после того, как моряка случайно убили на охоте, ничто и никто не угрожал Дориану и он мог идти дальше, наслаждаясь творить преступления.
К несчастью, потеряв свою душу, герой стал рабом портрета. Страх и отчаяние охватили внезапно «прекрасного принца». Он боится, что кто-нибудь увидит ужасную картину и разгадает его тайну, он начинает бояться своего собственного изображения. И возникает мысль о раскаянии. Дориан Грей решает исправиться, вернуть себе нравственную чистоту, а творению художника - красоту и свежесть. Но душу показным покаянием не очистить. Портрет не стал красивее. Осознав это, в негодовании Грей пытается уничтожить то, что приобрело свойство зеркала, отражающего нравственное состояние, суть человека. Но погибает не произведение искусства, а старик, в котором невозможно узнать прекрасного молодого человека. Портрет возродился потому, что он изображал не только юношу, но и представление художника о прекрасном, сочетал в себе «всю страстность романтизма и все совершенство эллинизма... гармонию духа и тела...».
Роман поднимает проблемы, характерные для творчества романтиков. Нельзя ради наслаждения преступать нравственные законы.
Как уже говорилось, прижизненная слава пришла к Оскару Уайльду в пору создания им зрелых пьес для театра. К сказкам отнеслись без особого интереса, стихов почти никто не читал. Но появление комедии «Веер леди Уиндермир» (1892) превзошло все ожидания. Пьесы следовали одна за другой, окончательно покорив лондонскую публику. Его комедии были полной неожиданностью для тогдашних театралов. Лучшие образцы этого жанра появились еще в эпоху Шекспира; спустя столетие их обогатили такие мастера, как Филдинг и Шеридан, но затем последовал спад — долгий и, казалось, непреодолимый.
В последние годы прошлого столетия неожиданно наметился новый подъем драматургических жанров. Началось увлечение интеллектуальной драмой, усиленное к тому же экспериментами бельгийца Метерлинка. Высок был авторитет блестящего драматурга Ибсена. Театр требовал, чтобы авторы поставляли проблемные, философские, общественно значимые произведения. Пьесы с мелочными страстями и шаблонными персонажами отвергались.
Оскар Уайльд поразил столичную публику изяществом, непринужденностью, остроумием, тонкостью языка и стиля. Его пьесы были решительно не похожи на поделки тогдашних драматургов и переводчиков, засорявших английскую сцену либо дидактическими, скучными пьесами, либо   переведенными на английский язык второсортными французскими водевилями. Когда законодателя мод спрашивали, что он хотел сказать своими пьесами, то он отвечал: «Очень просто — надо подмечать серьезное в любых пустяках и пустячное во всем серьезном». Его комедии сильно отличались от всего ранее написанного по характеру построения, по художественным средствам и по коллизиям.
Однако цель художник ставил перед собой одну и ту же: сокрушить власть кальвинистской догмы, смехом надломить броню прагматики. В пьесе «Идеальный муж» к тому же звучат и сатирические ноты, воссоздается нашумевшая в свое время история со спекуляцией акциями Суэцкого канала (к которой были причастны министр Дизраэли и банкир Ротшильд).
Сэр Роберт Чилтерн — товарищ (заместитель) министра иностранных дел — в молодости заложил основу для успешного продвижения по службе, приняв взятку от «темного» дельца— барона Арнгейма. Прошли годы. Чилтерн выдвинулся — занял высокий пост в министерстве иностранных дел. Его жена, молодая дама лет двадцати семи, без ума от него. Он прославился своей честностью и неподкупностью, он — единственный, кто не знает в парламенте упрека, он — непогрешимый рыцарь. И вдруг некая миссис Чивли, явившись из Вены, тайно требует, чтобы сэр Чилтерн выступил на сессии парламента и дал «зеленую улицу» Аргентинскому каналу. Она предупреждает о невозможности отказа, так как у нее есть некое письмо к барону Арнгейму. Лишь благодаря находчивости молодого лорда Горинга письмо удается изъять. В конце произведения герой произносит блестящую речь, в которой разоблачает плутни и мошенничество строителей Аргентинского канала. Его назначают министром иностранных дел. Грех, совершенный в молодости, остается нераскрытым. Лорд Горинг уничтожил компрометирующее послание. Но публике ясно, что новый министр иностранных дел так же грешен, как и все другие члены парламента. Такова фабула этой комедии, которая скорее является драмой.
Среди персонажей пьесы особенно интересен образ лорда Горинга, человека умного, но притворяющегося обычным середняком. Больше всего он боится, как бы его не заподозрили в чувствительности. Ему нравится быть непонятным. Он старается скрыть свой недюжинный талант, доброту и неиспорченность.
Весьма удачны и женские роли. «Сурово добродетельная» леди Чилтерн; нежная Мейбл Чилтерн, сестра сэра Роберта Чилтерна, влюбленная в лорда Горинга; и, наконец, внешне очень интересная, но совершенно развращенная миссис Чивли.
По словам Гора Видала, произведения Оскара Уайльда «не требуют объяснений или интерпретации - их нужно лишь читать, смотреть или слушать... Уайльд подлинный мастер, создатель замечательных пьес «ни о чем и обо всем одновременно», к его шуткам не нужны комментарии — люди просто смеются и при этом недоумевают: как же до сих пор никто не додумался до этой превосходной словесной игры?»
По мнению известного литературоведа Ричарда Элмана «Уайльд практически в одиночку сделал для английской литературы то, что во Франции десятилетиями пытались сделать многие и многие писатели. Он раздвинул рамки литературы, тонко и умно критикуя в своих произведениях моральные табу».
Жизнь Оскара Уайльда — этого замечательного человека, плохо приспособленного к обществу, «к которому и приспосабливаться-то не стоило», повторила более ранние трагедии художников-бунтарей, новаторов, беззаветных искателей правды, истины и красоты. «Старая веселая Англия» рассчиталась с талантом, который посмел нарушить установления убогой буржуазной «нормальности».